137 тау'цур после инцедента.
Воин сидел на полу башни бастиона, смотря на прекрасные синие горы, долину между крепостью и собственно маленьким бастионом, тихо говоря что-то то ли самому себе, то ли представляя, что кто-то рядом. Белые облака плыли по небу гораздо выше этих гор, не таких уж и высоких, если уж на то пошло.  Внизу у подножия виднелся уходящий в даль, которую никогда не посещал тау, еловый лес. Подле бойца лежал его двуручник, недавно перекованный. Да, даже могучее оружие демоноборца может быть повреждено временем и использованием не по прямому назначению. Половины доспеха на нём также не было. Броня была недавно отремонтирована и докрашена. Охотник испытывал удовольствие от чистых ощущений, наслаждался пейзажем и погодой, пока была очередная возможность.
Ящер замолчал. Его взгляд поник слегка. Он выпил остатки воды, что была во фляге, и ,надев доспехи, с мечом в руке побрёл вниз, спустился по тропе с горы, остановился возле колодца, заставлявшего его испытывать боль и страх за будущее. Там лежал воин, что не выдержал двух тысяч лет борьбы и потеряв остатки себя, уничтожил свою душу своим же клинком, бросившись перед тем на дно пересохшего колодца. Он оставался там уже ещё одну тысячу лет с момента своей гибели.
–И если он выдержал лишь две тысячи лет, то долго ли выдержу я, уже начав терять себя. Мне страшно. Мне искренне страшно за то , что будет дальше. Уже долгое время , каждый раз просыпаясь или приходя в сознание, я пытаюсь быстро самому себе сказать, кто я, кем был, за что сражаюсь, где и кто мои бывшие родные и друзья, оставшиеся по ту сторону. И меня в дрожь бросает от того, что за последние... Я не знаю сколько, я бывал в прострации несколько минут и всё что я мог сказать сам себе–"Я Воин Рока." Глядя на свои зелёные доспехи. А дальше мой разум метался в попытках вспомнить всё. Наконец, говоря себе громко вслух "Я Шас'врэ Дал'итх Монт'ау. Патриот своей страны, тот кто остался верно служить Тау'ва даже после смерти. Братья и сёстры, спите спокойно. Империю есть кому защищать, пока вы отдыхаете.  Фаэрис, я люблю тебя и останусь тебе верен до тех пор, пока моей души не станет вовсе, прости..." Я замолкаю и успокаиваюсь. На время. Я... Я устал от бесконечной борьбы. Нахождение тут и война истощают моё сознание. Ненависти не становится больше. Становится больше белых пятен в сознании. Ощущение того, что я в тюрьме на каторжных работах и пробуду на них ещё 20 или 30 таких сроков, как уже отсидел. Это чудовищно не приятно. Доводит до отвращения к самой действительности. Я... Я хочу домой. Я очень хочу домой. Но я не могу, я не имею права. Я должен, должен продолжать. До самого конца. Долго ли я ещё выдержу? Дольше ли , чем он?
  Кладбище, усеянное закрытыми саркофагами из белого камня. Огромное мёртвое дерево с далеко тянущимися ветвями. Воин Рока присел на край собственной могилы, воспоминания о первом нахождении тут нахлынули на него.
– Единственное, что действительно хорошо, так это то что тот самый недавний сон пропал в последнее время. Я не помню его начало, я не помню его середину. Помню лишь конец. Жестокую бойню с олицетворением хаоса. Не живым и не мёртвым, необъяснимым и непониманиемым олицетворением извечного хаоса, ужасающим и притягивающим своими изменчивыми , но в чём-то всегда одинаковыми формами, гранями, цветами , запахами. Бой тяжок, отвратителен , реально опасен. Слишком опасен даже для меня. Он длится долго, мы боремся в мучениях , причиняя друг другу страдания. Бьются не столько наши тела, сколько наши сущности. И наконец... Да. Я побеждаю. Я жертвую часть своей души и уничтожаю его. С концами. Пред тем, как быть уничтоженным, хаос говорит мне, что ожидал героя, мессию, спасителя , истинного защитника сущего, в конце концов другого борца, другого! Но не меня, ни коим образом. Боль и агония , пустота поглощают то место, что прежде было заполнено потерянной частью. Я собираюсь с силами и хочу уже уходить. Мой долг здесь исполнен, но миссия далека от завершения. Моё внимание среди отрубленных разнообразных чужих голов и изуродованных тел привлекло иррационально одно. Одно живое существо. Мерзость и жалость переполняли от одного взгляда на это растятутое на крюках нечто. Он смотрело на меня не моргая– оно не могло моргать, его лишили век. Налитые кровью глаза волчицы были приисполнены небывалого ужаса и страданий, молили о пощаде и помощи, прожигали остатки моей души. Я не мог подать руку помощи. У сущности их не было. Оно не могло подойти ко мне– вместо ног болтались изорванные куски плоти с вонжёнными в них крюками. Оно хотело, но не могло мне сказать словами– срезанные губы и вырванные зубы, сдавленные костями лёгкие и дёсны, сшитые собственными жилами на живую не давали произнести ни одного членораздельного звука. Её голос звучал у меня в голове напрямую. Голос захлёбывался слезами, истошно вопил от боли и умолял. Умолял спасти , умолял защитить. Требовал простить. "Я не была виновата в том! Но я прошу!!! Я требую!!! Пожалуйста!!! Спаси меня или закончи это всё!!!" Вместо слёз из-под глазных яблок полилась заменявшая их(слёзы) кровь. Я видел много такого мрака, пиздеца и ужаса, который живым увидеть не дано. Мне было плевать на это, я продолжал заниматься делом. Но именно это зрелище вызвало у меня столько гнева и отвращения, в перемешку с жалостью... Но мой голос и тело сами вопреки мне сделали всё. "Нет. Слишком поздно. И не умоляй. Это бессмысленно. Выбор был сделан очень давно. И не мной. Мечтай лишь о том, что кто-то наконец уничтожит тебя." И я ухожу. Ухожу во тьму, спускаюсь по бесконечной лестнице в полной темноте и пустоте, пока не просыпаюсь. Нет, даже не смотри на меня так, это не Фаэрис имелась ввиду, ни разу. – чёрный покрытый иглами колобок с двумя глазами внимательно слушал его. Дивное насекомоядное создание было его давним "знакомым" и частым слушателем его дум.
Подле него на крышку "гроба" присела ворона. Она некоторое время смотрела на то, что тау вырезал мечом на земле, а затем, когда тот прекратил и убрал меч обратно в ножны, громко закаркала у того над ухом.
– Чё ты орёшь!? А если я так буду? Я тут душу изливаю. А к чёрту.
Птица отпрыгнула, поморгала, поклацала клювом, а затем развернулась лицом в сторону крепости и продолжила каркать.
– Меня зовут? Ладно, ладно, иду.
Птица взлетела и ,сев вновь на одну из ветвей, уснула, как и прочие представители её рода, обитавшего на частях огромного дерева на древнем кладбище.
Монт'ау продолжил путь. Дым от костров и источников огня в залах и комнатах крепости оповещал каждого воина, что мог тут находится , о том, что внутри кто-то есть. Один из таких же воинов или сама хозяйка этого мирка. Врата как всегда были открыты и он быстро добрался до основной цитадели, не встретив никого по пути.
Он раскрыл массивные двери в само огромное каменное строение и прошёл по освещённому лучами Солнца, поступавшими из чего-то вроде окон-бойниц. Шаги отдавались гулким эхом, пока он не вошёл в центральный зал, бывшей ко всему прочему обеденным. Мощное трубное трезвучие раздалось, порвав спокойствие.
Нечто оказалось подле спустя секунду и отложило в сторону странный медный духовой инструмент.
– С праздником, Воин Рока!
Ящер отошёл на шаг назад.
– С каким?
– Твоё очередное день рождение совпало со знаменательной датой! Ты уже как 111 лет 11 месяцев и 11 дней истинный Воин Рока.
– 111 лет...– ящер замолк , чуть пошатнулся, будто его ударили в солнечное сплетение.
– Да. А потому в этот знаменательный день прошу к столу! И да, колпачок не забудь. – Возмездие говорило легко и свободно с открытым оптимизмом в голосе. Оно нацепило поверх шлема  охотника разноцветной колпачок на резинке.
Охотник снял шлем и сел за украшенный красной скатертью стол с достаточным количеством пищи.
– Спасибо, огромное.
– На здоровье. Счастья и бесконечных сил для борьбы. Пока ешь , а я за тортиком.
Воин молча протёр глаза и осмотрелся. В огромном зале было светло и тепло, приятно во всём. Мягкий табурет со спинкой . От камина в стене разделявшей кухню и залу шло приятное тепло. Тем не менее его буквально подкосила эта весть. Время. Оно так летит. Неосозноваемо. Столько меняется. И ты не можешь ощутить этих изменений. Ты по ту сторону этого тёмного стекла за которым видны лишь мрачные трудноразличимые тени.
– Прости, никто больше не смог. Все на заданиях. Поэтому только мы с фикусом.
Слева от ящера на табурете стоял тот самый знакомый фикус в горшке с колпачком. Это было разумное, пусть и не способное к речи создание. Один из старейших местных жителей. Последний из своего рода.
– Ешь. Наслаждайся. Такое нечасто бывает. Мы сами испекли для тебя))
– Мы?
– Я. Я... И ещё я.
– Я не знаю, что ещё сказать. Спасибо. Огромное.
– Это мой долг, сделать приятно и помочь в меру моих сил.
Он улыбнулся глядя на происходящее. Они чокнулись с Местью, что сидела напротив него и он приступил к трапезе. Неожиданно для него прошлое чувство одиночества слегка притупилось. Начало расстроворяться в тепле странного чувства. Чувства компании, чувства поддержки, заботы и дружбы.
– Прости, это самое большее, что я имею права сделать, сохранив твой разум, эффективность и не навредив реальному миру. Будем.
– Я понимаю... Будем.
Фикус молча использовал длинный корень вылезший из горшка и манипулируя им, вылил рюмку алкоголя в почву и на листья.
– У меня тут подарок есть. Я знаю, у тебя после повреждения брони та фотография сгорела... Поэтому вот. Держи. – оно передало ему конверт с набором фотографий. – я смогу отпустить тебя домой на время только если там появятся на планете орды хаоситов. Мои возможности не безграничны. Но мне удалось туда смотаться и достать несколько копий в физическом виде. Судя по тому, что я знаю о тебе– именно эти наиболее памятны.
Тау протянул руку и взял конверт, но не начал открывать. Он слегка опустил взгляд и махнул ещё стакан.
– Да, я думаю тебе нужно будет побыть одному, когда ты решил шь посмотреть их.
– Спасибо за понимание... И остальное. Ещё раз.
Он встал и вышел. Ушёл прочь наверх. Спокойно шагая, несколько помрачнев, он брёл к одной из комнат на втором этаже цитадели, где до него было пусто, теперь же там стояла стойка с оружием и бронёй, деревянный малый стол и стул, лежал спальный мешок, у камина всегда были дровишки.
Монт'ау присел на пол, закрыв дверь. Он с некоторой опаской и осторожностью вскрыл пакет. Шас'врэ знал, что сейчас они не принесут ничего кроме грусти и боли. Лишь потом они помогут. Потом. Сейчас же он лишь хотел быстро увидеть , что это за фото и не более того... Но не смог остановить себя. Изображения были нанесены на материал более похожих на тот, что используют при рентгене, на чём изображён его результат. Их было немного. Но... Первым шло фото ещё армейское– их выпуска , первый день Шас'ла. Несколько десятков молодых, горячих и готовых к войне мужчин и девушек тау, с левого края со своим спокойным и в меру пытающимся выглядеть серьёзно лицом стоял он сам во втором ряду. Монт'ир на 3 рядом и Каис чуть ближе к центру. Да, они ещё не знали, что их будет ждать буквально через 1 Каи'роту и скольким из них будет суждено умереть уже тогда. Следом шла пара армейский фоток разных времён, где он был с друзьями, на одной из них ещё и с Шас'элем. Следующая – та самая сгоревшая– на ней Он, Виктус и Фаэрис стояли на фоне поверженного карнифекса , максимально круто выглядящие. Во всяком случае Виктусу и ящеру казалось, когда они делали фото. Следующая была почти такой же, но баньши тут сняла шлем и стояла с улыбкой, положив руку на плечо тау, будучи справа от него. Ящер опирался на меч и чуть приобнял ту за талию одной рукой. Виктус же стоял слева рядом, привстав на одно колено и похлопывая тау по плечу. С каждым новым "кадром" становилось всё больнее. Дальше шла одна из детских фотографий с семьёй на фоне леса. Несколько его фото родных пейзажей. Потом– ещё 3 фотографии Фаэрис, которые тот быстро убрал в стопку к просмотренным. Одна совместная. Они стояли рядом. Это был тот редкий случай, когда они были так близко. Она прижималась к нему, а он обнял её. Она легко и в своей загадочной манере улыбалась, уставшее лицо Шас'врэ было приисполнены радости. Ещё одно совместное, где они были просто вместе на фото в броне и полном обмундировании. Кошмар не выдержал больше. Оставалось ещё несколько непросмотренных, но он отложил их всех. Он не мог этого больше терпеть. Лавина болезненных мыслей и образов. На холодном лице проступили потоки слёз. Один из немногих раз, когда это происходило с ним после дня собственной последней истинной смерти...